О ДРУГЕ-РОВЕСНИКЕ
«Чтобы понять поэта, надо отправиться в страну поэта...» Так переведены на русский строчки Гёте; мне кажется, что тут точнее было бы не «понять», а «постичь». Понимание строк возможно даже издали, а вот проникнуть в самую суть удастся вряд ли.
Борис Борин был солдатом, поэтом и гражданином двух стран: Великой Отечественной войны и Советского Севера: географически это Чукотка. Озорной московский школьник — жил он в Перове, это тогда был дальний пригород, и дом был похож на дачный, и даже маленький садик при нем с яблонями и смородиной,— мальчишка, зачитывающийся Пушкиным и Гоголем, Купером и, конечно же, книгами Джека Лондона, в марте 1942 года пошел в свою первую атаку солдатом
лыжного батальона.
Военного лиха он хлебнул более чем вдосталь. Из ста шестидесяти ребят маршевой роты уцелело двое — точнее, не уцелело, а дожило до Победы. Тот старший лейтенант запаса, с которым я познакомился году эдак в 49-м, почти не видел правым глазом, улыбку пересекал шрам... Он сочинял военную лирику — «так, как, наверное, ребенок учится ходить,— на ощупь, ударяясь об острые углы... На войне я стихов не писал». Это — цитата из его прозаической книги «На военных дорогах», вышедшей в Магадане уже посмертно.
После Победы Борис, я бы сказал, не сразу опомнился. И когда стал опять писать стихи, вдруг почувствовал, что делом-то повторяет сказанное до него поэтами-ровесниками. Окончив Библиотечный институт, он попробовал себя в журналистике. Да и стихи изредка печатали — в «Юности» и других журналах. Но чтобы выйти из стихотворцев в поэты, не хватало чего-то, самого главного.
И тогда он круто переломил собственную жизнь. Он отправился жить и работать рядовым газетчиком на Крайний Север. С его биографией, с его хотя бы физической усталостью от военных годин это было... не рискну сказать, чтоб подвигом, но Поступком. Да и годы не те, чтобы начинать с нуля.
Он полюбил свою Чукотку трудной и выстраданной любовью. И когда вжился в Север, пошли настоящие стихи. Суровая правда его сегодняшнего бытия каким-то новым светом высветила для него правду Великой Отечественной Войны. Если перечитать написанное им в последующие годы и в стихах и в удивительной по пронзительности прозе, четко ощущаешь главное в его творчестве: никаких «красот», никаких ухищрений, все по правде, как оно есть.
Борис Борин полностью сопричастен ко всему, о чем писал. «Правда,— говорил он,— самое дорогое и взрывоопасное в литературе»,— но ему ли, солдату, опасаться «взрывоопасного»? Не слишком легко проходили его книги, но как раз это обстоятельство мало тревожило Бориса. А писал он много — стихи, прозу, фантастику. И все это, на мой взгляд, «со знаком качества».
Четыре поэтические книги, сборник фантастики, теперь вот книга прозы... И как жаль, что все не вышло за пределы Магаданской областиI Пусть запоздало, но это нужно исправить, необходимо не так для памяти поэта, как для читателя. Когда Борису исполнилось шестьдесят лет, его потянуло к ранним истокам, в Москву. Захотелось расширить и круг общения, и вообще, как говорится, людей посмотреть и себя показать. Все уже было к тому подготовлено, но разорвалось сердце. С грустью я пишу сегодня эти строчки... И все-таки, как говорил В. А. Жуковкий: «Не говори с тоской: их нет, но с благодарностию: были».
МАРК СОБОЛЬ
